Проза Н. М. Карамзина
|
Проза Н.М.Карамзина «Письма русского путешественника», которые сам автор назвал «зеркалом души» своей, повести («Наталья, боярская дочь», «Марфа Посадница», «Остров Борнгольм») ознаменовали начало нового этапа в литературном развитии. (Напомним, что классицизм по существу не знал художественной прозы.) Последние годы своей жизни Карамзин посвятил созданию величественного труда — «Истории Государства Российского». Для многих читателей того времени писатель стал как бы первооткрывателем русской истории, Колумбом, как назвал его Пушкин. К сожалению, смерть не дала возможности Карамзину довести свой замысел до конца, но и того, что он успел написать, 'достаточно, чтобы имя его навсегда осталось не только в истории русской литературы, но и русской культуры. Из повестей Карамзина особой популярностью пользовалась «Бедная Лиза». В повести рассказывается о том, как бедная крестьянская девушка была обманута знатным барином. Обычная история, распространенный сюжет. Сколько раз этот сюжет был использован в литературе (в театре, кино, телесериалах) — уму непостижимо! Но почему же именно «Бедная Лиза» вот уже свыше двух столетий не оставляет читателей равнодушными? Очевидно, дело не в сюжете. Скорее всего на нас воздействует сама повествовательная манера писателя, его углубленный интерес к подробностям чувств, душевных переживаний, его любовь к лирическим отступлениям, характеризующим не только действующих лиц, но в первую очередь самого автора — гуманного, доброго, способного проникнуть во внутренний мир своих героев, понять их и, в конечном счете, простить... Образ автора. В одной из своих программных статей («Что нужно автору») Карамзин утверждал, что «творец всегда изображается в творении», что всякое произведение искусства есть «портрет души и сердца писателя». И в повестях самого Карамзина (в том числе и в «Бедной Лизе») на первый план выдвигается личность автора-рассказчика. Иными словами, сама действительность изображается у Карамзина не сама по себе, совершенно объективно, а сквозь призму восприятия автора, через авторские эмоции. Так было и в «Письмах русского путешественника», так ведется повествование и в «Бедной Лизе». Как неожиданно начинается повесть! Автор в первых же абзацах рассказывает вовсе не о действующих лицах (как оно должно было бы быть), а о себе, о своих прогулках по Москве, своих чувствах, воспоминаниях: «Может быть, никто из живущих в Москве не знает так хорошо окрестностей города сего, как я, потому что никто чаще моего не бывает в поле, никто более моего не бродит пешком, без плана, без цели—куда глаза глядят—по лугам и рощам, по холмам и равнинам...» Конечно, вы можете сказать: нас не интересует автор с его бесцельными прогулками, нам гораздо интереснее прочитать о несчастной любви бедной девушки и поскорее узнать, чем все это кончилось. Не спешите. Карамзин пишет не авантюрно-приключенческий роман, а тонкую психологическую повесть—одну из первых в русской литературе. Ее интерес заключается, как мы уже сказали, не столько в самом по себе сюжете, сколько в постепенном раскрытии всей сложности чувств, переживаний как героев, так и самого автора. Карамзин пишет: «Но чаще всего привлекают меня к стенам Симонова монастыря — воспоминания о плачевной судьбе Лизы, бедной Лизы. Ах! я люблю те предметы, которые трогают мое сердце и заставляют меня проливать слезы нежной скорби!» Обратите внимание на эмоциональность стиля: восклицательное предложение, необычное тире, поставленное вне всяких правил (а какова его функция?), взволнованное и часто употребляемое у Карамзина междометие «Ах!», обычные для него упоминания сердца, слез, скорби... Общий повествовательный тон «Бедной Лизы» овеян печалью. Рассказ с самого начала настраивает нас на трагическую развязку. Мы узнаем, что сердце автора «содрогается и трепещет», «обливается кровию». Да и его обращения к своим героям также содержат печальные пророчества: «Безрассудный молодой человек! Знаешь ли ты свое сердце?» Или: «Ах, Лиза, Лиза! где ангел хранитель твой?» —и т. д. Еще сравнительно недавно принято было упрекать Карамзина за то, что в своей повести он не отразил всех ужасов крепостного права, не показал вопиющей бедности Лизы и ее матери, идеализировал их жизнь. Все это должно было утвердить нас в мысли, что Карамзин не мог преодолеть своей дворянской ограниченности, что ему не удалось нарисовать правдивую картину крестьянской жизни. Так оно и есть на самом деле. Увы, Карамзин не демократ — по социально-политическим взглядам, не реалист— по эстетическим понятиям. Но он и не стремился быть ни реалистом, ни демократом. Он жил на рубеже XVIII—XIX вв.—чего мы от него, собственно, хотим? У него свой взгляд на действительность, на людей, на искусство. Реальная жизнь и литература не имеют ничего общего— это позиция Карамзина. Мы уже говорили об этом, когда речь шла о его поэзии. Именно поэтому социальная предопределенность чувств и поступков героев его мало интересуют. Драматическая история Лизы — результат прежде всего не социального неравенства, а трагического несоответствия психологических натур Лизы и Эраста. |
